Последние годы посещение церкви и проведение церковных ритуалов стало чем-то вроде моды. Люди венчаются, крестятся сами и крестят своих детей, и никто не обращает на это особого внимания. Но в середине прошлого века, когда атеизм был нормой жизни, простое посещение церкви из любопытства могло привести к весьма плачевным последствиям. Однако и в те годы находились смельчаки, которые бросали вызов царствовавшей тогда идеологии безбожия. Герой нашего рассказа Виктор Иванович Барышов никому вызов бросать не собирался. Он просто взял и обвенчался со своей женой в церкви, даже не будучи особо верующим. И за это его семья расплачивалась всю жизнь.
– Сам я из Рязани, а в Балаково приехал в 1969 году после армии, – рассказывает Виктор Иванович. – Тогда вербовщики ездили по всей стране, зазывали народ на ударные комсомольские стройки. Вот и я соблазнился. В Рязани с жильем было плохо. А здесь сразу давали общежитие.
Устроился я на Химволокно на второй корд в прядильный цех. Работа там была жуткая! Дышать в цехе от сероуглерода было нечем, девчонки-прядильщицы поначалу от такой загазованности в обморок падали. Приходилось на свежий воздух выносить.
Вербовщики обещали, что они в белых халатах будут на кнопки нажимать, а на деле пришлось тяжеленные тележки с сырьем тягать. Тем, кто хотел уволиться, трудовые книжки не отдавали – они должны были отработать в цехе три года. Из восемнадцати человек, что начинали со мной работать в таких условиях, в живых осталось сейчас только четверо.
В этом же цехе работала и моя будущая жена Нина. Познакомились мы с ней девятого мая, а в июле поженились. Свадьба была скромная, без излишеств. Шиковать было не на что. У нас и имущества-то было всего два чемодана: мой да жены. Потом, когда комнату дали, прибавились ложки и раскладушка.
После свадьбы моя мать предложила нам повенчаться. Она у меня была уже на пенсии и начала ходить в церковь. Мы с Ниной были люди неверующие, а она к тому же еще и комсомолка, передовик производства. Тем не менее мы как-то сразу согласились, особо не размышляя о том, чем это может закончиться.
Мать договорилась с отцом Анатолием, и нас повенчали. Этот факт мы ни от кого не скрывали, да он никого поначалу и не интересовал. Друзья наши были родом из деревни, и хотя в церковь не ходили, но выросли среди верующих бабушек и дедушек, поэтому к венчанию отнеслись спокойно.
Отгуляли мы положенные на свадьбу три дня и вышли на работу. Вот тут все и началось!
Меня вызвал начальник цеха и сказал, что в верхах из-за нашего венчания начался большой шум. Из горкома пришла бумага, в которой требовали принять к нам меры. Оказывается, отец Анатолий был обязан докладывать обо всех случаях венчания и крещения в горком. Поэтому те, кто хотел окрестить детей, делали это в других местах – где-нибудь у своих родственников, чтобы об этом никто не узнал.
Начали нас с женой по заседаниям комсомола и парткома гонять! Мне-то что – я не комсомолец, я так всем и говорил: «А что я такого плохого кому сделал?» А она очень сильно переживала и плакала.
Пришли мы после всех этих «чисток» во Дворец культуры химиков, а там в фойе висит здоровенный плакат с надписью: «Позор комсомольцам!». А под ней карикатура: стоит пара, у них над головами венцы и внизу подпись: «Венчаются рабы божьи Барышовы». Друзья хотели плакат снять, но я воспротивился, говорю: «Придет время, может, мы еще этим гордиться будем!».
Ну, плакат потом они все-таки потихоньку сняли и нам принесли. Он у нас полгода на стене вместо ковра висел, комнату украшал. А мы с женой в цехе стали врагами народа. Премия какая к празднику или заказ продуктовый – нас стороной обходят! И это несмотря на то, что моя жена все время была в передовиках и победителях соцсоревнований!
Нам в открытую говорили: увольняйтесь, вы опозорили коллектив. И это в то время, когда в цехе каждый рабочий был на счету. Даже пьяниц и прогульщиков не увольняли, чуть ли не на коленях перед ними стояли и умоляли выйти на работу!
Меня спасло только то, что я не пил, хотя в цехе пьянство было повальное. Да еще начальство постоянно менялось, и новым мастерам было не до моих церковных прегрешений.
Так нам и не простили это венчание. Кое-как в середине семидесятых мы самые последние в цехе получили двухкомнатную квартиру. Полегче стало, только когда началась перестройка.
А после нее все те, кто нас шпынял и гноил, смотрю, сами верующими стали и в церковь побежали! Вот так-то времена поменялись! Ну а я верю в душе. В церковь не ходил и не хожу. Жена верующей стала перед смертью. Так что можно сказать: хоть мы в церковь не ходили, но за религию всю жизнь страдали!